Приметив, Кирочка сорвала и отправила в рот несколько крупных ягод, покрытых бледно-голубым бархатистым налётом, исчезающим от прикосновения пальцев.
Мика опустился на мох рядом с нею. Неподалёку росла высокая пышная ольха. Дымчатый ствол её был строен и ветвиться начинал гораздо выше человеческого роста. Какое-то время молодой изобретатель разглядывал это красивое и сильное дерево, а после спросил:
— Ты знаешь из какого места на стволе начинает расти ветка?
Кирочка помотала головой. Никогда в жизни ей не случалось озадачиваться подобными размышлениями. «Ум, оказывается, — подумала она, — это не только возможность находить правильные ответы, но и умение задавать хорошие вопросы.»
— Теоретически, ветка может вырасти в любом месте… — начал Мика, заглянув при этом Кирочке в глаза с целью определить, интересно ли ей, настроена ли она слушать пространные объяснения. Он был очень скромен: никогда не занудствовал, навязывая людям свои долгие, сильно насыщенные информацией беседы и не давил собеседников интеллектом. Кира выглядела заинтересованной, и он позволил себе продолжать:
— …У неё есть выбор из множества направлений, и имеется ряд факторов, способных повлиять на этот выбор — таким образом образование ветви представляет собою сложный вероятностный процесс. Некоторые из этих факторов конкурируют, то есть ослабляют друг друга, а некоторые, напротив, усиливают, то есть действуют совместно — в итоге направление роста ветви определяет некая результирующая сила, суммарное влияние всех факторов. Скажем, это могут быть: количество солнечного света приходящееся на выбранный участок ствола, толщина коры на нём, интенсивность движения древесных соков. Выбирается то место, где влияние каждого из факторов наиболее благоприятно. Там появляется чуть заметное утолщение, затем почка, лист и так далее. При сохранении совокупности всех поддерживающих факторов в этом месте развивается полноценная ветвь. Этот процесс невероятно сложен; рост ветви в том или другом месте ствола только кажется нам случайным: мы просто не всегда способны проследить все определяющие его закономерности — связи между событиями — и точно переложить их на язык логики. Возможности науки, к сожалению, пока не безграничны.
— Вот это да… — вздохнула Кирочка, разглядывая небольшую сухую веточку под ногами. — Как много, оказывается, таится в такой простой на вид вещи как этот прутик. Видишь, сколько на нём ветвлений…
— Так везде. Мир бесконечно сложен. Неисчерпаем. И именно в возможности познания заключается самое большое счастье человека. Каждое новое открытие, каждая идея, найденная в мире, всякая объяснённая закономерность — восстановленная связь между явлениями — всё это маленькие победы разума. Великая радость. Мир существует для того, чтобы мы изучали его, и Вселенная, как мне кажется, породила сознание с целью познать самое себя. Как же иначе? Поэтому, не интересуясь окружающим миром, проявляя безразличие к нему, не вдаваясь в его законы, оправдывая своё невежество, мы в каком-то смысле совершаем предательство. Мы предаём ту великую цель, ту главную идею, во имя которой созданы.
— Как интересно! — воскликнула Кирочка. Ей очень понравился ход Микиных мыслей. — Предательство… — задумчиво проговорила она. — Ты когда-нибудь предавал?
— Нет. Но это отнюдь не означает моей непогрешимости. Вероятно, просто некого было предавать.
— А я предала. И моё предательство стоило этому существу жизни. Когда мне было десять лет, я предала козу.
— Козу? — удивлённо переспросил Мика.
Кирочка с сомнением посмотрела на него, решая, стоит ли рассказывать такому умному человеку глупую детскую историю с козой. И почему-то решилась рассказать. Общение с Микой не тяготило её; она отдавала себе отчёт: всё закончится очень скоро — Правило Одной ночи, о чём тут говорить? — на более глубокий интерес к себе со стороны молодого изобретателя Кирочка надеяться не осмеливалась, и оттого ей было легко, ни один разговор с Микой, даже самый откровенный, не мог нарушить её внутреннего одиночества, потому что она знала — им предстоит расстаться навсегда. Он был для неё всё равно что случайный попутчик, с которым, благодаря обоюдному безразличию, можно говорить на любые темы.
Ребёнком Кирочка почти каждое лето проводила в дачном секторе К-435 у дедушки с бабушкой. Если дома мама и папа хотя бы изредка нарушали её уединение книжками, мультфильмами или какими-нибудь разговорами, то здесь было раздолье: дедушка с бабушкой целыми днями занимались разной хозяйственной работой, в суть которой Кирочка особо не вдавалась, и иногда даже не замечали внучки, забывали о ней, заботясь о своих курах, гусях, козах, заготовке сена или окучивании картофеля.
Кира была предоставлена сама себе, и это её вполне устраивало. А если всё-таки становилось скучно, то она приходила к бабушке в огород или к деду в сарай. Они обычно, поболтав с нею несколько минут, отсылали восвояси: «Не мешай.»
Кирочка покорно уходила и продолжала свои странные бесполезные детские занятия: плескала толстой палкой в ржавой бочке для сбора дождевой воды, представляя себе, что она плывёт на гребной лодке в чужедальние страны; рыла ямы в песке осколками шифера или бегала туда-сюда вдоль дома, что-то тихонько бормоча. Она рассказывала сама себе сказки.
У деда с бабушкой были козы. Все белые как одна. И когда после выпаса стадо бегом спускалось с пригорка, казалось, что это катятся снежные колобки.
Но как-то весной одна из этих совершенно белых коз принесла двойню, и те козлята (вероятно, козёл случился необычной расцветки) родились не совсем белыми. Две маленькие козочки.
Одна из них была бежевая, с яркой белой подпалиной на боку и удивительным загривком — длинные мягкие волоски на нём стояли дыбом — коричневатые с чёрными кончиками. Глаза у неё окантованы были чёрным, а от носа вверх шла очень милая полоска коротенькой рыжей шерсти, ограниченная с двух сторон чёткими линиями более тёмного оттенка — мордочкой коза немного напоминала маленькую обезьянку. Бабушка дала ей кличку Чита.
Сестра же её, к сожалению, уродилась почти белой, лишь несколько волосков на загривке слабо серели словно посыпанные пеплом, да вокруг глазок был тёмный кант.
Кирочке очень понравилась козочка Чита. Она могла бесконечно любоваться как переливались на солнце, перебираемые ветром, шелковистые волоски на загривке. Ей хотелось, чтобы Чита стала её собственной козой, но бабушка как-то обмолвилась о том, что именно её хочет купить перед зимой сосед, чтобы его внучка следующим летом пила парное молоко.
Кирочка расстроилась. Бабушка, конечно, утешила её, сказав, что внучка может выбрать себе любую другую козочку и даже дать ей имя.
Кире пришлось довольствоваться Читиной сестрой. Она назвала её Диной и стала подкармливать с рук сухариками, грибами и зелёными ветками. Коза очень скоро привыкла к девочке. Кире даже удалось научить её отзываться на кличку. «Ди-на-ди-на-ди-на-ди-на!» — напевала она протяжно, стоя у калитки загона, и козочка вставала, грациозно вынимая из под себя длинные тонкие ножки, подбегала к Кирочке, обнюхивала её пальцы и хрустела принесённым гостинцем. Девочка гладила её, с нежностью приминая густые шелковистые волоски загривка.
Читу Кирочка старалась не замечать; она убедила себя в том, что её собственная козочка гораздо лучше, но в глубине души сама в это не верила, а потому чувствовала теперь к бедняжке Чите некоторую неприязнь. Иногда она даже обижала её: таскала за загривок, выдирая тёмные длинные шерстинки, которые ей безумно нравились, дразнила, поднося к носу сухарик и потом резко убирая его, или гоняла палкой. Читина красота стала её несчатьем. Не в силах победить своё желание обладать козочкой, Кирочка неосознанно обращала его в гнев.
Так продолжалось всё лето до тех пор, пока однажды вечером дедушка не сказал бабушке за ужином, что сосед купил себе козу в соседней деревне и козлята ему больше не нужны.
На следующий день дед позвал Кирочку к себе в сарай — это было удивительно, обычно он днями её не замечал — и спросил зачем-то:
— Какая козочка больше всего тебе нравится? На следующий год будешь пить её молочко!
— Чита, — не задумываясь ответила Кирочка.
О верной Дине, бегущей на зов, она в этот момент не думала совершенно — главным было осуществление желания глубоко запрятанного в душу…
Весь оставшийся день Кира была счастлива, она ходила вприпрыжку, напевала — словом всячески выражала удовлетворение своим бытием.
Расплата настигла её на следующее утро.
Встав по дачному обыкновению поздно, Кирочка умылась, причесалась, заплела свои густые тёмные волосы в косу и выбежала во двор. Ночная роса уже почти просохла — ясное летнее утро затопило девочку красками и звуками — синевой чистого неба, блеском сочной листвы, стрекотанием кузнечиков, слепящим светом…
